Дикая Роза - Владимир Коробов (Хуан Вальехо Кордес)

Они показали фотографию Сильвы старику из левой квартиры на третьем этаже, «этот сеньор уже месяц, как мой сосед, он живет напротив… Нет, я не знаю, как его зовут. Мы только кланяется друг другу. Сеньор не часто выходит из дома»… На звонок в дверь никто не отозвался. Лейтенант Фабила, хмыкнул и достал из своего кейса отмычки.

Посреди грязной, захламленной, полной остатков еды кухни им предстала уже знакомая картина: мнимый Сильва лежал на полу без сознания и без следов насилия на лице и теле, пульс был, дыхание было, но человек не реагировал ни на что.

– Карамба! – воскликнул Фабила. – Это уже какая-то чертовщина! Но ведь тот, кажется, никак не был связан с Линаресами?..

Глава восьмая

Большой тенистый, очень старый, но и очень ухоженный сад с аллеями и тропинками, с удобными скамьями и беседками в тени платанов и разросшихся высоких акаций. Чистая благодать посидеть в таком саду в жаркий день, глядя сквозь ажурный купол беседки в проплывающие высоко в синем небе пышные облака. Можно даже позабыть, что вокруг этого райского сада, с фонтанами и фонтанчиками, шумит, тяжело дышит наполненный бензиновым смогом, многомиллионный город. Но нельзя забыть, что прекрасный этот сад – сад скорби и печали, ведь все аллеи и тропинки в конечном счете приведут вас к трем старым и двум новым госпитальным корпусам. И в положенный час на этих аллеях и тропинках гуляет, на этих лавочках и в этих беседках сидит не слишком много людей в больничных халатах и их посетителей: так уж получилось, что в последние годы врачи этого госпиталя занимаются большей частью самыми трудными, самыми безнадежными случаями.

В подавленном состоянии духа пришли в большую розовую беседку Роза, Рикардо и Рохелио. Только что они побывали в отдельных палатах, где лежали Кандида и Эрлинда. Положение их было без изменения – слабый пульс, редкое дыхание, большая бледность, несмотря на то, что они были подключены к внутривенному питанию. Дежурный врач на все вопросы ничего определенного не ответил, сказал лишь, что ухудшения, по сравнению со вчерашним днем, не произошло. Рикардо порывался пройти к главному врачу, но из двери кабинета того вышел лейтенант Фабила и попросил всех их подождать в саду в розовой беседке. И вот они, молча, сидели и ждали уже пятнадцать минут.

– Да, сеньоры, – заканчивал тем временем беседу с Фабилой, Кастро и Рохасом главный врач госпиталя молодой профессор Густаво Педро Матеос, – все это, во всех четырех случаях, с двумя мужчинами и двумя женщинами, абсолютно схоже по симптомам. Но наши анализы пока не дают мне основания назвать конкретное заболевание: все органы у них работают, но в очень ослабленном режиме, как будто кто-то дал команду организму и он стал выполнять свои функции лишь на пятнадцать процентов. Но это все-таки не кома, как предположил уважаемый доктор Кастильо, это неизвестно что и больше всего похоже на пресловутый летаргический сон.

– Профессор, – спросил детектив Кастро, – а проведено ли уже исследование на яды?

– Да, по просьбе полиции мы начали такое исследование, оно еще не закончено до конца, но, похоже, о привычных и известных нам отравляющих веществах в данном случае говорить не приходится.

– А есть ли следы уколов на теле? – задал свой вопрос Фабила.

– Что считать уколами, сеньоры? Ярко выраженный медицинский укол виден на сгибе руки у сеньориты Кандиды Линарес, но мы знаем, что его делал, вводя в вену успокаивающее, домашний доктор Кастильо. Роча и неизвестный, доставленный последним, мужчины, они бреются, следовательно, у них всегда есть микропорезы, из которых даже кровь не сочится, и видны они лишь под сильным увеличением. Сеньора Эрлинда Линарес – домохозяйка, а, значит, чем-нибудь да должна немного уколоться за день. В большинстве случаев мелкие бытовые уколы, сеньоры, практически безболезненны и потому мы чувствуем лишь самые существенные из них: от иголки, ножниц или разбитого стекла.

– Но яд, если правильно понимаю, – снова вступил в разговор Кастро, – можно ввести в организм и с помощью микроукола?

– Теоретически – да, но это потребует специального устройства и очень концентрированного яда. На кончике простой иглы вы сколько-нибудь долго никакое вещество не сохраните, а еще ведь игла – не шприц со столькими-то кубиками растворенного препарата… Я догадываюсь, сеньоры, вокруг да около чего вы ходите. Вы предполагаете, что моих пациентов парализовали, погрузили почти в летаргический сон, сделав им уколы и введя таким образом в кровь неизвестный науке яд. Все это очень может быть, но лишь при наличии грандиозной лаборатории и классных специалистов, изготавливающих и это таинственное опасное зелье и приспособление для его незаметного введения в организм. Но согласитесь, сеньоры, что это реально лишь в фантастическом фильме. Подобную лабораторию, исследования и затраты такого рода может позволить себе только государство, да и то не каждое… На этом прошу меня извинить, сеньоры, – время обхода больных. – профессор Матеос церемонно поклонился первым вышел из кабинета.

– Несмотря на все сказанное профессором, мы не должны версию с отравлением неизвестным ядом сбрасывать со счетов. Если хотите, то меня этот разговор еще больше в том убедил, – сказал детектив Кастро.

– Объясните подробнее, – заинтересовался Фабила. Кастро бросил быстрый взгляд на Рохаса. Лейтенант улыбнулся: – от этого молодого человека у нас не должно быть тайн. Поверьте, сеньор сыщик, он уже знает побольше нас с вами и, вполне возможно, поможет нам дойти до цели. Будем считать его полезным детективом-любителем или лучше детективом-стажером.

– Хорошо, лейтенант, да тут и нет особой тайны. Я не успел вам рассказать, но пропавший муж моей уважаемой клиентки, тот самый, за которого выдавали обжору, лежащего сейчас в госпитале, является известным ученым микробиологом. Я как услышал про то, что для таких дел нужна уникальная лаборатория и хорошие мозги, так чуть не подпрыгнул! Надо вам подключиться, лейтенант, к поискам Мигеля Сильвы, а они, скорей всего, и приведут нас туда, где готовят такие штучки-дрючки, от которых люди впадают в летаргический сон!

– Допустим, сеньор Кастро, допустим. Вce это, действительно, крайне интересно, по как вы объясните, что жертвами таинстве иного воздействия стали именно Кандида Линарес и Эрлинда Линарес, сестра и жена Рохелио Линареса?

– У меня пока что нет версии на этот счет. Какой-то свет, я уверен, могли бы пролить братья Линаресы, я пробовал с ними говорить, но безуспешно, попробуйте вы, лейтенант Фабила. Кстати, нам уже пора выйти к ним, нас уж заждались.

– Сеньоры, – наконец-то подал голос Рохас, – а разговаривал ли кто из вас с Розой?

– Женой Рикардо Линареса, певицей, – уточнил полицейский. – Нет еще.

– Позвольте это сделать мне, мы старые знакомые и, кажется, друзья. Только вот… – Эрнесто загнулся.

– Смелее, молодой человек! – приободрил его Кастро.

– Только вот сделайте так, чтобы инициатива этой беседы исходила не от меня, чтобы мне это было поручено.

– Будет сделано! – засмеялся забила и подмигнул Рохасу…

– Сеньора и сеньоры, – объявил лейтенант, войдя в розовую беседку, – прошу нас извинить, что заставили себя ждать, профессор Матеос не теряет надежды на улучшение самочувствия больных и лично наблюдает их… А сейчас мы должны поговорить с каждым из вас в отдельности. Детектив-стажер Рохас, пройдите в соседнюю беседку и задайте вопросы сеньоре Розе Гарсии – Монтеро де Линарес. У вас нет возражений, сеньора? Очень хорошо…

Какой печальный и душный вечер! Нечем дышать и нечем успокоить сердце. Как плохо, что именно сегодня Рикардо должен быть во Французском ресторане, давать вместе с Рохелио обед этому их американскому денежному мешку, мужской представительский обед, да и если бы должна была она на нем присутствовать, то, конечно же, отказалась бы. Когда угодно, только не сегодня! Напряженная репетиция утром, днем горькое посещение дома скорби, а потом еще тревожащий разговор в госпитальной беседке. Нет, физически она не устала, но душа ее не на месте. Что-то происходит, творится что-то нехорошее вокруг их семьи, да и у них с Рикардо не все гладко.

Роза поставила кассету с записью утренней репетиции: может быть, работа отвлечет ее от тяжелых мыслей? Зазвучал ее голос, первой шла, песенка про то, что люди кажутся деревьям нелепыми смешными существами – человечки все время бегают и суетятся вместо того, чтобы стоять, смотреть в небо и зеленеть. Да… припев надо попробовать сделать еще задумчивее и так будто он идет откуда-то сверху… Нo с этой ли вещи надо начинать концерт? Святая Дева, неужели уже через два дня она будет петь в Большом зале? И как примет ее богатая публика?.. А кто все-таки стоит за той статьей в «Эль соль де Мехико»? Кто заказчик, кто злейший враг ее? А что если он (или они) попробует сорвать ее первое большое выступление?..